Дмитрий Николаевский
Болотные монстры
Рассказ
- Я всерьёз боялась, что потеряю семью, – сказала Маргарет и зажгла третью свечу. Две другие уже горели в стаканах. Пламя их озаряло кирпичные стены, деревянные полки, заставленные кухонной утварью и склянками с крупами, металлическую печь и дымоход в дальнем углу.
- Помню, ты не хотела говорить об этом, – ответил Никола. Он сидел на плетёном стуле, застеленном толстым пледом, положив руки на обеденный стол. Пальцы его были собраны в замок.
- Не хотела, всё это время не хотела, но... но... – Маргарет стояла по другую сторону стола со свечой в руках. Она не смотрела на Николу, взгляд её был устремлён выше, и даже не на стену из красного кирпича, не на картину со степью и чистым небом, а как будто сквозь них.
Никола молчал и выжидающе смотрел на Маргарет, стройную, с тонким носом и рыжими волнистыми волосами, небрежно сплетёнными в косу, одетую в длинный вязаный свитер серого цвета и плотные чёрные лосины.
- Мы можем не говорить, если... – Маргарет вырвалась из раздумий и потянулась за стаканом для свечи.
- Тебе это нужно, – оборвал её Никола. – Неправильно держать в себе.
- Я всё это время пыталась спрятаться, как будто так проще. Дура, да? – она поставила на обеденный стол третий и последний источник света. Села на стул.
- А кто не прятался? Каждый как мог переживал всё это. Так что если хочешь выговориться, особенно теперь, когда ложь развеяна...
Маргарет снова надолго задумалась. Теперь она смотрела в свою тарелку, наполненную перловкой и тушёнкой. Никола тем временем уже приступил к ночной трапезе. Помимо основного блюда у них на двоих были два малосольных огурца и два ломтика хлеба.
- Наверное, не скажу ничего нового, если начну описывать свои чувства, – заговорила Маргарет, не поднимая головы, – наверняка, ты чувствовал то же самое. Как будто мир сошёл с ума. Не весь мир, нет, конечно. Только наш, наше ближайшее окружение, наша реальность. И чем дальше, тем безумнее становилось всё вокруг и... и так страшно, – она подняла взгляд на Николу. – Что мы натворили? Зачем? – в её глазах стояли слёзы.
Никола мотнул головой, открыл было рот, чтобы ответить, но не нашёл слов. Маргарет продолжила говорить сама.
- В какой-то момент всё вдруг перевернулось с ног на голову. Вначале я думала, что это ненадолго, это вот-вот закончится, но что-то пошло не так, видимо и... Вот уже белое стало чёрным, а чёрное – белым. Тогда меня и накрыла первая волна осознания, что происходит нечто по-настоящему жуткое, у чего нет ни смысла, ни цели, ни оправдания. Потом были ещё волны, почти каждый день эти новости... И как же виртуозно они извращали их, как же ловко они преподносили их с удобной для себя стороны, как же они так смогли... подавить в людях голос разума, собственное мнение, сострадание, честь... Оставили только ненависть и жажду какой-то совершенно изуродованной «справедливости», какого-то возмездия...
Маргарет шмыгнула носом и набрала в ложку перловку.
- Посмотри, – показала она Николе. – Сколько мы уже так питаемся? Крупа с хлебом и старые консервы, каша без масла и несладкий чай, постный суп из овощей и хорошо, если немного курятины удастся купить... Я не жалуюсь, нет, мне не на что жаловаться, я, по крайней мере, жива, в отличие от десятков тысяч таких же, как мы, людей. И у меня по-прежнему есть дом, в отличие от миллионов других, но таких же, как мы, людей, и мои родные живы и здоровы... – она смахнула слёзы. – Так скажи мне, ради чего это было? Ради этого?
- Мы ведь знаем, – ответил Никола.
- Теперь все знают, – Маргарет прожевала первую порцию перловки, откусила огурец и посмотрела на дверь, ведущую в комнату, где спали её родители и маленькая сестра. – Больнее всего было от того, что самые близкие не понимали. Что они слепо верили тем, кто... – она тяжело вздохнула и съела ещё ложку. – Сколько я не пыталась, я не могла их вытащить. Самое страшное – они даже не пытались помочь мне. Всё равно, что пытаешься спасти из болота человека, а он кричит: «Не надо, мне сказали это озеро». Ты говоришь ему: «Нет же, тебя затягивает, ты сейчас утонешь», кидаешь верёвку или палку, а он отбрасывает их в сторону и кричит: «Ты разве не видишь, что я плаваю в озере?»
- В их мозгу это болото действительно было озером, – согласился Никола.
- И пока все верили в это, пока барахтались в грязи, как болотные монстры, выкрикивая при этом совершенные безумства, мне казалось, что у меня отняли родину. Что кто-то просто щёлкнул пальцем, и мы разом провалились во тьму. И ладно бы сами провалились, но зачем было тащить за собой тех, кто стремился к свету. Кто не собирался никуда падать.
- Я верю, что мы сможем искупить. Теперь-то уж точно сможем, каждый из нас сделает всё возможное, – теперь пришла очередь Николы задумчиво смотреть куда-то сквозь стену.
- Я плакала каждый день, – продолжила Маргарет после третьей ложки. – Я впервые в жизни осознанно пришла к Богу и засыпала, шепча молитву. Лишь бы это скорее закончилось, лишь бы каждый виновный был наказан, потому что не должно в мире быть такого... Не должно быть такой несправедливости, такой боли...
- Уверен, что Он понёс своё наказание.
- Хм, а знаешь, я не желала Ему смерти, я бы хотела, чтобы он увидел всё это, осознал.
- Людям, которые совершают такое, не дано понять свою вину.
- Наверное, – Маргарет кивнула и снова вытерла слёзы. Затем в упор посмотрела на Николу. – Я так надеюсь, что ад существует, – сказала она и следующие несколько минут доедала ужин.
- Как думаешь, все ли болотные монстры превратились обратно в людей? – спросил Никола, когда Маргарет поднялась, чтобы замочить в тазике их опустевшие тарелки.
- Не все, слишком много непрошибаемых, слишком много просто дураков. Да и вообще человек – как пустой сосуд, чем его наполняют, то он из себя и представляет. А наполняли их многие годы только грязью, желчью и абсолютной ложью, которая звучала, как бред умалишённого. Для них это была реальность, – Маргарет закончила с тарелками и поставила перед Николой кружку.
Она сняла с чернеющей в углу печи едва засвистевший чайник, заварила травяной чай, взяла с полки кружку для себя и прижала её к груди.
- Я сначала злилась, – сказала Маргарет. – Ненавидела всех этих телеведущих, министров, да даже обычных людей, всюду орущих свои лозунги, рисующих символы. Каждый раз, когда слышала или видела всё это, меня охватывала ярость, которую с трудом удавалось сдерживать. И это случалось так часто... Казалось ещё немного, и я или сорвусь и отправлюсь в тюрьму, или попросту сойду с ума. И пришлось менять своё отношение. И тогда вместо ненависти я научила себя сострадать. Меня больше не раздражали, не злили все эти болотные монстры, я смотрела на них, как на маленьких, потерянных людей. Я простила им их глупость, необразованность, податливость, внушаемость. Мне стало по-настоящему жаль их. И я впервые начала цитировать Библию: «Отче, прости им, ибо не ведают, что творят»...
- Я вот так не смог...
- То, что ты сделал – потрясающе. Кто-то скажет, что глупость, никому не нужное самопожертвование, но для меня все, кто выходил в те дни на улицы – истинные патриоты. Потому что патриотизм – это любовь к родине и народу, а не к...
- Был уверен, что надолго это всё не затянется, – сказал Никола.
- Всё равно рисковал.
- Ты правильно сказала про чувство отнятой родины, отнятого завтра. Мне казалось, что я уже потерял всё, поэтому и сделал этот плакат, поэтому и пошёл с ним, – Никола пожал плечами.
- Мама... – Маргарет сильнее сжала кружку, а затем поставила её на стол, налила заварку и кипяток. – Она постоянно плакала, когда вся правда всплыла наружу, когда разоблачили каждое лживое слово. Плакала и просила у меня прощение, что не верила, обзывала и злилась. Я думаю, подобное осознание было повсеместно. Вся былая бравада сменилась ужасом и слезами...
- Какой же чёрный нам выпал век, – процитировал Никола.
- А у кого ж он был светлым? – хмыкнула Маргарет. – У нас каждое поколение проходит через что-то чёрное. То войны, то революции, то репрессии, то глобальные кризисы.
- Такое ощущение, что нам постоянно нужно попробовать на себе все ошибки прошлого.
- Причём почти всегда это не выбор большинства, а безумие крошечной горстки власть имущих...
Никола сделал несколько глотков, почесал густую рыжую бороду и посмотрел в окно. Маргарет перехватила его взгляд.
- Прогуляемся? – предложила она.
- Только ведь завалились, – возразил Никола. – Я бы поспал с дороги.
- Тебе понравится, – ответила Маргарет, – а выспаться всегда успеешь, – она допила чай и призывно кивнула в сторону двери.
Они погасили свечи и тихонько вышли из кухни в комнату. Здесь на журнальном столике в центре комнаты горела единственная свеча, у одной из стен на двух диванах спали родители и сестра Маргарет, у другой – стояла её заправленная кровать. Они пробрались в предбанник, накинули куртки, надели ботинки, и вышли на улицу в предрассветные сумерки.
Первые заморозки уже стянули лужи тонким хрустящим льдом, пожелтевшая трава стала твёрдой, как и земля. Маргарет вдохнула полной грудью, закрыла на миг глаза, а потом повела своего гостя по ухабистой дороге на окраину деревни. Никола смотрел под ноги на замёрзшую грязь, исполосованную колёсами редких автомобилей, он смотрел и на спину идущей впереди Маргарет. Она укуталась в ставший большим для неё пуховик и перепрыгивала многочисленные ледяные лужи. Никола смотрел на деревянные покосившиеся домики, покинутые своими обитателями, на несколько кирпичных и каменных домов, возле которых терялись в зарослях сараи. На деревья, почти уже голые, чернеющие среди сентябрьской грязи.
- Останешься здесь на зиму? – Никола нагнал Маргарет.
- Нет, сельскохозяйственный сезон закончен, пора возвращаться в город.
- Ты расстроена этим?
- Немного. В городе сейчас сложно, продуктов мало, они дорогие, с водой перебои бывают, да ты же и сам знаешь, – она вздохнула, остановилась, показала рукой на старую водонапорную башню. – Нам туда.
- Постепенно всё приходит в норму, скоро будет лучше.
Несколько минут они шли молча, только возле водонапорной башни Маргарет снова заговорила.
- Мы покупаем крупы в соседней деревне, из муки сами печём хлеб, консервами запаслись заранее, соленьями тоже. Воду берём из родника, она чистая и бесплатная. Свечи я делаю из воска, который мне передаёт подруга с пасеки. Первые пару недель, конечно, думала, с ума сойду от скуки, но потом работа в поле началась, в теплицах, стало проще. И знаешь что ещё, здесь нет того, что напоминало бы о случившемся. Люди в городах до сих пор только об этом и говорят, опять жалуются, что тяжело, что кризис. Забывают, что есть те, кому тяжелее в разы. И мне не хочется возвращаться в город. Мы здесь выращиваем злаки, овощи, разводим кур и коров, а заодно учимся жить заново, а там... – Маргарет полезла по вертикальной лестнице на террасу водонапорной башни. – А ты чем планируешь заняться?
- Долго думал, – ответил Никола и полез следом. – Решил, что поеду восстанавливать разрушенные города. Добровольцем.
- Не боишься?
Никола залез на террасу вслед за Маргарет, пожал плечами и какое-то время сидел в раздумьях.
- Думаешь, мы сможем когда-нибудь жить как прежде? – спросил, наконец, он.
- Как прежде – нет. Всё что случилось – навсегда с нами, это теперь часть нас. Эта боль, эта вина, эти загубленные жизни... Но впадать в уныние – последнее дело. Всё закончилось, нужно двигаться дальше, нужно строить наш новый мир. И я верю, что он будет лучше, чище, добрее... – Маргарет закусила губу и долго смотрела сквозь решетчатый металлический пол террасы на землю. А когда её лицо вдруг озарил тёплый свет, она подняла глаза к горизонту и улыбнулась. – Посмотри. Что это, если не новая надежда?
Никола посмотрел. Из-за чернеющего поля, кидая золотые лучи на смёрзшуюся траву, поднималось солнце.
Духи тайги
Рассказ
Мы уже не бегали по берегу. Сидели кто где, склонив головы. Я докуривал одну из последних папирос, глядя на проклятую реку. Совершенно обычную реку, которая по каким-то неизвестным причинам отняла у нас всё. Почти всё. Я сглотнул. Надо было всё-таки послушаться того странного старика...
***
Три моторные лодки поднимались вверх по течению. Ранняя осень в этой части тайги выдалась серой и промозглой. Вот и сейчас серая пелена застилала всё небо. Сосны стояли мокрыми от дождя громадами по обеим сторонам реки, брызги речной воды и дождя неустанно били в лицо, холодный непрекращающийся ветер заставлял ёжиться и сильнее кутаться в плащ.
И всё-таки я был рад, что мы наконец-то выбрались сюда. На чёрном рынке за здешнюю древесину заплатят очень прилично. Плыть предстояло около десяти часов, и, учитывая, что полдня мы потратили на сооружение запани, до темноты нам было не успеть. Ближе к восьми вечера пристали к узкому песчаному берегу.
- Сейчас бы рыбы наловить, – сказал Юрий, когда последние сумки оказались на суше. – Да только костёр мы ж не разведём...
- Быстро лагерь разобьём, консервы поедим и спать, – ответил я. – Костёр уже там разводить будем.
Пока четверо моих людей возились возле реки, я отошёл к ближайшим соснам и принялся натягивать между ними верёвку с пустыми консервными банками. Система оповещения на случай визита непрошеных гостей. Уже собираясь назад, я вдруг заметил на одном из стволов отметину, похожую на след от ножа. Я провёл рукой по шершавому стволу, обошёл его вокруг и обнаружил царапины от когтей. Старые, но отчётливые, они говорили о том, что медведи в этих местах встречаются. А вот след от ножа...
- Чёрт, здесь что, были люди? – спросил я самого себя и прошёл с десяток шагов вглубь тайги. Среди тёмно-коричневых стволов и сочной зелёной листвы кустарников в опускающихся сумерках я смог разглядеть очертания бревенчатой хижины. И даже едва заметный дымок, тянущийся из трубы. Я мотнул головой, проморгался, но видение не исчезло. В этом глухом уголке мы были не одни.
Спорили недолго, решили, что сходить на разведку к хижине лучше, чем мокнуть под дождём. Через густые заросли кустов по размокшей земле мы с Юрой и Германом пробирались к постройке, всё более различимой среди стволов. Ещё двое наших остались сторожить вещи у реки.
- Стоять! – внезапно раздался впереди грубый голос. Нам навстречу из-за угла хижины вышел высокий волосатый мужчина с густой седой бородой. – Кто такие?
- Туристы мы, – я остановился. – По реке идём, вот на ночлег пристали к бере...
- Туристы? – резко оборвал мужик. – Какие ещё туристы? Браконьеры небось, лес рубать?
- Говорю же, туристы, – так же резко ответил я. – Нам переночевать бы, вот местность обследуем.
- Ну, раз туристы, – он оценивающе осмотрел нас и махнул рукой. – На ночь оставить не могу, спать негде в избе, но огнём да чаем поделюсь.
- Спасибо, мужик. Мы покурим и подойдём.
При ближайшем рассмотрении мужик оказался стариком, хоть и весьма крепким. Лицо его покрывали грубые глубокие морщины, длинные волосы спадали по плечам и спине грязными спутанными прядями, борода внешним видом напоминала северные лишайники и, казалось, там вполне могла обитать живность...
Мы расположились напротив входа за длинным деревянным столом, и я осмотрелся. В правом от дверей углу старик кипятил воду в котелке на печке-буржуйке, явно самодельной, но собранной качественно. Возле неё – стол с соленьями, сушёной зеленью, склянками и посудой. В левой части комнаты – широкая кровать, накрытая поеденным молью шерстяным покрывалом. У изножья – массивный сундук, тряпьё, удочка. Над кроватью – охотничье ружьё и рога оленя.
- Вы куды путь держите-то, туристы? – спросил хозяин, разливая по металлическим кружкам горячий чай из котелка.
- Вверх по течению, – я начал было отвечать старику, но тот махнул рукой, перебив меня.
- Лес порубать плывёте, знаю я вас, видел уж таких. Туристам тут делать нечаво.
- И что, часто рубят?
- Часто не часто, а истории были. Нехорошие истории, – косматый хозяин жилища сел рядом с нами, обхватил огромными ладонями горячую кружку и посмотрел на меня своими тёмными глазами. – Не нужно вам туды, не нужно.
- Ну не сходить же с маршрута, – возразил Юрий.
- Есть здесь силы, лес стерегущие, – продолжал гнуть своё старик. – Духи тайги.
- Духи были, да сплыли, мы сейчас новое общество строим, слыхал же? Без предрассудков и суеверий, – сказал Герман.
- Слыхивал, слыхивал я, что царя вы свергли. Давнёханько свергли. И про две войны слыхивал. А вот только я всю жизнь здеся, и о чём говорю, знаю.
- И чего же нам опасаться? – спокойно поинтересовался я.
- А я скажу, чего бы не сказать. Давно эта история была, хотите – верьте, хотите – нет. При царе ещё был тут недалече... Ну, как недалече, километров двести-триста, посёлок лесорубов. Тайгу рубали, брёвна к реке перетаскивали и сплавляли. И я рубал. Как сейчас помню, усердно мы тогда работали, задорно, нам, молодым, силу показать да дело полезное сделать ох как приятно было. Вот и махали топорами, перед девками красовались. Те поесть принесут, а ты их хвать в охапку и... Ну не о том речь. Земли-то это не нашинские, тут другой народ обитал всегда со своими порядками и нравами. А тут мы распоясались, знай, леса рубаем направо-налево. Ну и поплатились однажды. Не иначе, как духи тайги наказали.
Помню, начало лета было, добротный рабочий сезон предстоял, ну и решили мы поглубже в тайгу уйти. Несколько недель тама деревья валили, а потом захерел я, то ли болезнь какую поймал, то ли ещё чего, да только ушёл я раньше остальных домой, лечиться. Вернулся, отлежался, а через несколько дней выхожу с утра на крыльцо покурить, и смотрю над тайгой, как раз над тем местом, где мы работали, шар светящийся висит. Переливается весь, а потом как грохнет, да как полетит по небу на запад, за облака поднялся и исчез. Ну я репу почесал, по улице прошёлся, собрались мы мужиками, сколько оставалось нас, да пошли посмотреть, что такое было. Вот только не нашли мы ни места, где лес рубили, ни лесорубов наших, ни инструментов. Несколько дней по тайге лазали, пока чёрный дым со стороны посёлка не увидали. Мы тогда бегом обратно. Ох, никогда я так не бегал. А то беда пришла: сгорел посёлок-то. Бабы плачут, говорят, мол, тушить пыталися, а огонь от воды только сильнее занимается. Долго боролись, да не спасли ничего. Долго потом односельчан искали, да не нашли никого. А я и потом много лет по окрестностям лазал, да только ни следа нет. Будто и не рубали мы эту тайгу никогда. Сейчас-то уже ни посёлка не осталось, ни односельчан моих в живых, да вот только из памяти ничего не сотрёшь.
- А год-то не девятьсот восьмой был? – спросил я.
- Может и тот год, сейчас не упомню уже, – пожал плечами старик.
- Может, наоборот всё было? Со светящимся шаром-то?
- Светящийся шар был, и грохот был, как от взрыва, а потом улетел он за облака, точно говорю.
- Ты, конечно, не обижайся, старче, но больно уж на сказку твой рассказ похож, – заключил Герман.
- Моё дело предупредить, – равнодушно ответил хозяин. – А верить или нет, я ж сказывал уже, сами решайте.
Мы не поверили и на рассвете отправились дальше. Во второй половине дня добрались до выбранной точки, и, когда вытаскивали лодки на берег, распороли днище одной об острый камень, который в суете никто не заметил. Тогда мы списали это на банальную случайность и не придали значения. Всё наше внимание было сосредоточено на соснах. Мы рвались в работу, мы жаждали больших денег и три дня, сменяя друг друга, валили лес. Ещё три дня перетаскивали стволы к берегу. И даже полчища оводов, слепней, гнуса и комаров не могли сломить наш настрой и наше желание.
О старике мы почти не вспоминали. Лишь в последний день, перед тем как пустить брёвна вниз по реке, подумали, увидит ли он нас, возвращающихся с лесом. Но и об этом забыли в следующее мгновение.
Странности начались утром седьмого дня. Встревоженный Герман прибежал ко мне в палатку, где я собирал рюкзак, едва не снеся её, и закричал.
- Они не плывут!
- Кто не плывёт? – не понял я.
- Брёвна! Они нихрена не плывут!
- Течения нет что ли?
- Они тонут.
- Да брось, может, попался плохой ствол, остальные пробовали?
- Пять! Пять штук, все как одна: доходят до середины русла и камнем на дно.
- Хм, ну-ка.
Я вылез из палатки и подошёл к берегу. Трое мужчин стояли у реки и вглядывались в воду, трогали её руками, черпали ведром.
- Ну-ка, – я выхватил ведро у одного из них и кинул в воду пару сучков. Те, не задерживаясь на плаву, опустились на дно.
- Лес херовый? – спросил Юрий.
- Чёрт! Похоже на то...
- Такое вообще возможно? Я слышал, конечно, что есть деревья, которые тонут, но здесь-то вроде как обычные сосны, – Герман тоже выглядел крайне озадаченным.
- Уж не духи ли проснулись, – сказал Юрий, и я невольно вздрогнул. Перевёл взгляд на реку и вздрогнул ещё раз.
- Твою мать, это ещё что? – я поспешил к воде, громко матерясь.
- Она же только что была на плаву, – один из наших рулевых заметил то же, что и я.
Привязанная к валуну лодка, только что спокойно качавшаяся на лёгкой ряби воды, теперь лежала затопленная. Лишь нос торчал, цепляя берег.
- Какого хрена, кто здесь? Кто это делает? – заорал я, вращаясь вокруг себя. Потеряв одну лодку, мы ещё могли вернуться обратно: плыть предстояло по течению, к тому же рюкзаки наши стали заметно легче за неделю. Но теперь... Теперь у нас осталась одна лодка.
- Чёрт, это просто бред, вытащите её на берег, давайте посмотрим.
Осмотр лодки не дал ответа на вопрос: корпус целый, повреждений нет. И то, что она лежала на дне, уже начинало казаться массовой галлюцинацией. Мы спустили её на воду и принялись наблюдать. Несколько минут ничего не происходило, но вот, качнувшись из стороны в сторону несколько раз, лодка снова ушла под воду. Ушла так резко, будто на мгновение из-под неё исчезло вообще всё, и она просто рухнула в пустоту.
- Стволы тонут так же, – сказал Юрий. – Резко, будто проваливаются.
- Мужики, – голос одного из рулевых заставил нас повернуться к нему. – У нас больше нет лодок. Вторая тоже на дне...
Следующие дни прошли в судорожных попытках заставить держаться на воде хоть что-нибудь. Мы делали плоты, которые тонули моментально, мы пускали по реке спасательные жилеты на верёвке, но и они шли ко дну. Продовольствие заканчивалось, силы тоже. А вокруг на сотни километров – тайга, и даже до хижины старика нам пришлось бы добираться не меньше пяти дней. Но мы пошли, другого выхода не было. Мы бросили почти всё, и пошли вдоль реки. Пытались ловить рыбу, но поплавки удочек не держались на плаву. Обходились грибами и ягодами, грелись у костра, ночевали впятером в одной палатке. А я всё вглядывался в очертания берега, пытаясь увидеть место, где мы вставали на ночлег, казалось, целую вечность назад. Время от времени бросали в воду палки, проверяли поплавки, но всё безрезультатно.
На пятый день мы действительно вышли к знакомым местам: кое-где песок до сих пор хранил наши следы. Облазили все окрестности, вот только хижины нигде не было. В бешенстве мы метались вдоль проклятой реки, пока силы окончательно нас не оставили. И вот теперь, пока все сидят, склонив головы, я курю одну из последних папирос, вспоминаю предупреждения старика и не знаю, что делать дальше.